Директор Муниципального музея памяти воинов-интернационалистов «Шурави» Николай Салмин - автор исследования по истории малоизвестных локальных войн и конфликтов с советским участием «Интернационализм в действии», один из составителей Книги Памяти Свердловской области «Черный тюльпан» о свердловчанах, погибших в Афганистане, участник коллектива по составлению Книги Памяти погибших в Чеченской Республике «Вспомни и поклонись». А еще полковник запаса Николай Салмин -кавалер ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени и ветеран боевых действий в Афганистане, из которого он вместе с сослуживцами выходил 13 февраля 1989 года - в числе последних советских воинов.

- В Афганистане мне довелось служить в должности старшего инструктора политотдела 201-й мотострелковой дивизии по спецпропаганде и работе среди населения. Наше соединение дислоцировалось в Афганистане на территории шести северных провинций. В моем подчинении было два отряда пропаганды и агитации. Цель нашей деятельности в Афгане - налаживание добрых отношений с местным населением, формирование позитивного отношения к нашим войскам, в том числе посредством оказания значительной гуманитарной помощи простым афганцам, - вспоминает события той далекой поры Николай Анатольевич.
Капитан Н. Салмин прибыл в Афганистан в августе 1987 года. В стране, истерзанной войной, была объявлена политика национального примирения. В ходу уже были такие, казалось, несовместимые понятия, как «договорная банда», «дружественная банда». Спецпропагандисты искали и находили главарей бандформирований, встречались с ними.
Николай Салмин с улыбкой вспоминает: «Бывало, говоришь такому бородатому собеседнику в чалме, что принято решение о выводе советских войск из Афганистана. Предлагаешь ему - бросай воевать, давай дружить, чтобы не было минирования и обстрелов на пути выхода войск. Но Восток -дело тонкое. В ответ обязательный вопрос:
- А что мне за это будет?
- А что надо?
- Два бензовоза керосина.
- Хорошо. Если на твоем участке не будет минирования и обстрела наших колонн, то в конце второй недели два бензовоза с керосином приедут туда, куда скажешь.

Вот такой «политический» диалог! И ничего, срабатывало».

Повседневная работа заключалась в том, чтобы налаживать добрые межличностные отношения с властями, авторитетами, старейшинами, простыми дехканами.

- Выезжали маленькой колонной, состоявшей из двух бронетранспортеров. Если везли «гумани-тарку», то брали с собой еще один-два грузовика. Бортовой номер БТРа, на котором ездил, остался в памяти на всю жизнь - 282. Афганцы этот номер знали хорошо, - рассказывает Николай Анатольевич. - Они быстро уяснили, что со спецпропагандистом надо дружить: он привозит крупу, товары повседневного потребления, хозяйственный инвентарь. А люди не могли не видеть и не оценить нашего человеческого отношения, уважения к традициям афганского народа. У афганцев есть пословица: «Делай хорошо - и не увидишь плохое». Мы старались следовать этой мудрости.

Подобные выезды были своего рода политической разведкой. Военнослужащим Ограниченного контингента наших войск запрещалось заходить в местные духаны, общаться с местными жителями, а у Салмина и его подчиненных это было прямой служебной обязанностью. Оказав духанщику материальную помощь (мешок сахара, муки), они в знак благодарности узнавали ценную информацию о жизни кишлака и его жителей. Отсыпав лишних пару килограммов муки, можно было задать лишний вопрос...

Все полученные сведения докладывали командованию, делились информацией с разведчиками, офицерами военной контрразведки, словом, работали на общий результат. Это помогало при освобождении наших пленных.

- Если командир возвращался с боевого выхода без подчиненного и потом пытался доказать, что солдат погиб на его глазах, ему редко верили на слово, чаще посылали обратно за телом погибшего воина. Своих - ни живых, ни мертвых -оставлять нельзя, это закон! Если кто-то из наших бойцов оказывался в плену, то тут включались все силы, чтобы сразу же начать работу по его освобождению. Хуже, когда проходит время и пленного солдата начинают перепродавать. Не дай Бог, он окажется в Пакистане, и тогда задача по вызволению его из плена значительно усложняется и удорожается, - рассказывает Николай Анатольевич.

Офицеры начинали вычислять, в банде какого главаря оказался наш военнослужащий, кто у него родственники, кто из старейшин может на него повлиять. Эта цепочка приводила к встрече с самим главарем, который ставил свои условия. Чаще всего просили выкуп в афганях. Капитан Салмин однажды трое суток таскал за пазухой три миллиона афганей: никак не удавалось передать деньги по назначению.
Буквально перед самым выводом войск из Афганистана капитан Салмин участвовал в освобождении сержанта и прапорщика - военнослужащих армейского полка связи. Почти десять суток не спали советские офицеры, пока им не удалось выяснить условия обмена и выполнить их. Бандиты, в частности, выставили требование - выпустить на свободу 13 «духов» из тюрьмы в Мазари-Шарифе. «Группа захвата» во главе с начальником штаба дивизии полковником Егоровым поехала в тюрьму. Особенность местной «демократической» власти заключалась в том, что, зная о выводе войск, руководители стали придерживать заключенных в качестве будущего товара для собственной реализации. Так что «группу захвата» встретили ощетиненные стволы местного царандоя (милиции). Пришлось поводить стволами боевых машин. До огневого столкновения дело не дошло, удалось договориться. В итоге 13 «духов» обменяли на сержанта и прапорщика.

- Я до сих пор не готов однозначно высказаться по проблемам афганской войны. В отличие от некоторых армий мы не выжигали землю чужой страны напалмом, - говорит Николай Салмин. - Только мои два отряда пропаганды и агитации передали местному населению гуманитарной помощи на сумму свыше 3 миллионов инвалютных рублей. По ценам того времени -это пять миллионов долларов. Агрессоры и завоеватели так не поступают.